Неточные совпадения
Опасаясь, что старуха испугается того, что они одни, и не надеясь, что вид его ее разуверит, он взялся за
дверь и
потянул ее
к себе, чтобы старуха как-нибудь не вздумала опять запереться.
Самгин, оглушенный, стоял на дрожащих ногах, очень хотел уйти, но не мог, точно спина пальто примерзла
к стене и не позволяла пошевелиться. Не мог он и закрыть глаз, — все еще падала взметенная взрывом белая пыль, клочья шерсти; раненый полицейский, открыв лицо,
тянул на себя медвежью полость; мелькали люди, почему-то все маленькие, — они выскакивали из ворот, из
дверей домов и становились в полукруг; несколько человек стояло рядом с Самгиным, и один из них тихо сказал...
Из волости Тит пошел домой. По дороге его так и
тянуло завернуть
к Рачителихе, чтобы повидаться с своими, но в кабаке уж очень много набилось народу. Пожалуй, еще какого-нибудь дурна не вышло бы, как говорил старый Коваль. Когда Тит проходил мимо кабака, в открытую
дверь кто-то крикнул...
Подошел сначала
к окну и взглянул на двор, а ноги так и
тянули его в открытую
дверь.
Было смешно смотреть, как он липнет
к покупательнице, и, чтобы не смеяться, я отворачивался
к стеклу
двери. Но неодолимо
тянуло наблюдать за продажей, — уж очень забавляли меня приемы приказчика, и в то же время я думал, что никогда не сумею так вежливо растопыривать пальцы, так ловко насаживать башмаки на чужие ноги.
Ремень, приснащенный
к звонку моей квартиры, был тоже необыкновенно чуток и послушен: едва я успел его
потянуть, как
дверь, шурша своим войлочным подбоем, тихо отползла и приняла меня в свои объятия.
Зотушка посмотрел на широкую спину уходившего Михалка и,
потянув лошадь за осклизлый повод, опять зашлепал по двору своими босыми ногами. Сутулая, коренастая фигура Михалки направилась
к дому и быстро исчезла в темных
дверях сеней. Можно было расслышать, как он вытирал грязные ноги о рогожу, а затем грузно начал подниматься по ступенькам лестницы.
Я помнил и провел его в коридор, второй
дверью налево. Здесь,
к моему восхищению, повторилось то же, что у Дюрока:
потянув шнур, висевший у стены, сбоку стола, мы увидели, как откинулась в простенке меж окон металлическая доска и с отверстием поравнялась никелевая плоскость, на которой были вино, посуда и завтрак. Он состоял из мясных блюд, фруктов и кофе. Для храбрости я выпил полный стакан вина и, отделавшись таким образом от стеснения, стал есть, будучи почти пьян.
— Нет, пусти, пусти, — повторяла Настя, боявшаяся за строптивого брата, и сама
тянула его за рукав
к двери.
В конюшне стало совсем светло. Бородатый, старый, вонючий козел, живший между лошадей, подошел
к дверям, заложенным изнутри брусом, и заблеял, озираясь назад, на конюха. Васька, босой, чеша лохматую голову, пошел отворять ему. Стояло холодноватое, синее, крепкое осеннее утро. Правильный четырехугольник отворенной
двери тотчас же застлался теплым паром, повалившим из конюшни. Аромат инея и опавшей листвы тонко
потянул по стойлам.
А проснулся — шум, свист, гам, как на соборе всех чертей. Смотрю в
дверь — полон двор мальчишек, а Михайла в белой рубахе среди них, как парусная лодка между малых челноков. Стоит и хохочет. Голову закинул, рот раскрыт, глаза прищурены, и совсем не похож на вчерашнего, постного человека. Ребята в синем, красном, в розовом — горят на солнце, прыгают, орут.
Потянуло меня
к ним, вылез из сарая, один увидал меня и кричит...
Кузьма Васильевич сделал ей ручкой, вышел и
потянул за собою
дверь. Он слышал, как Колибри тотчас
к ней подбежала… Ключ звонко щелкнул в замке.
Как только Аксинья скрылась за
дверью во внутренние комнаты, Серафима пододвинулась
к одному из зеркал,
потянула вуалетку, чтобы ее лицо ушло под тюль до рта, и вглядывалась в свои глаза и щеки — не могут ли они ее выдать?
Меня лично
тянуло зайти сюда и поискать, нет ли пропавших денег здесь — не засунул ли их куда-нибудь сам пострадавший и потом позабыл и развел всю эту историю, стоившую нам стольких тревог и потери прекрасного, молодого товарища. Я даже склонен был исполнить это, я хотел вскочить в номер поляка и поискать и с этим приблизился
к двери, но, по счастию, неосторожное легкомыслие мое было остановлено неожиданным предупреждением.
Когда я, закрыв
дверь, поспешно задвигал засов, мне почудилось, что он слабо
тянет ручку
двери к себе, но, несомненно, это было только воображение.